Хофбургское копье. Как тысячелетний артефакт стал мистическим символом нацистов
Среди величайших христианских святынь копье Лонгина числится на особом счету. Считается, что именно этим оружием римский центурион Гай Кассий Лонгин ударил распятого Иисуса Христа, совершив «удар милосердия». С тех пор, якобы, священная реликвия приносит своему владельцу могущество и возможность свершить задуманное.
Копье, хранящееся в музее замка Хофбург в Вене, – одно из нескольких, претендующих называться «Копьем Судьбы». В начале XX века оно действительно повлияло на судьбы мира, ведь, заполучив его в свои руки в 1938 году, вождь фашистов, свято веривший в силу «волшебного» артефакта, поверил и в свою избранность.
В 1909 году молодой художник Адольф Гитлер, проваливший экзамены в венскую Академию изящных искусств, делал эскизы фасада музея Хофбург и зашел в здание, чтобы согреться. Случайно он забрел в зал сокровищ Габсбургов, где были выставлены имперские клейноды - атрибуты власти правителей Священной Римской империи. Эта история якобы была записана позднее со слов самого фюрера:
«Группа остановилась точно напротив того места, где я находился, и гид показал на старый наконечник копья. Вначале я не обращал внимания на то, что рассказывал гид, считая присутствие рядом со мной этой группы всего лишь вторжением в интимное течение моих мыслей. Вот тогда-то я и услыхал слова, которые вскоре изменили мою жизнь: “С этим копьем связана легенда, согласно которой тот, кто объявит его своим и откроет его тайну, возьмет судьбу мира в свои руки для совершения Добра или Зла”».
Хофбургское копье
Английский историк и писатель Тревор Равенскрофт считает, что при виде копья Гитлер впал в состояние транса и простоял у витрины, пока служитель не выгнал его из закрывающегося музея. На следующий день с самого утра будущий диктатор уже опять был у витрины с древним сокровищем.
«В ту же секунду я понял, что наступил знаменательный момент в моей жизни (…) Копье было чем-то вроде магического носителя откровения: оно открывало такие прозрения в идеальный мир, что человеческое воображение казалось более реальным, чем реальный материальный мир. (…) Я стоял один, весь дрожа, перед колеблющейся фигурой сверхчеловека – опасный и возвышенный разум, бесстрашное и жестокое лицо. С почтительной опаской я предложил ему мою душу, чтобы она стала инструментом его воли.»
( Collapse )
